Конец истории: методика толкования и толкование Апокалипсиса

Вторая часть толкования Апокалипсиса

Главной целью первой части толкования Апокалипсиса было раскрытие смысла образа зверя, антихриста. Во второй же части мы дадим толкование тех его образов, которые либо ещё совсем не были нами рассмотрены, либо были только в некоторой степени затронуты нашим толкованием.

Толкование во второй части будет иметь свою специфику. Дело в том, что в первой части мы намеренно обходили те образы Апокалипсиса, для раскрытия смысла которых требуются специальные исследования, или даже они вообще не могут быть в полной мере адекватно истолкованы ввиду то­го, что имеют отношение к «историческим древностям», о которых мы не имеем достоверных данных. Однако это ещё не означает, что они являются совершенно непроницаемыми для толкования. Именно с толкования «истори­ческих древностей» мы и начнём.

В первой части нашей работы, раскрывая смысл образа зверя Апокалипсиса, мы затронули вопрос о том, что означают те животные, из кото­рых он состоит. Мы выяснили, что эти животные, которые, кроме того, присутствуют и в откровении ветхозаветного пророка Даниила, являются не случайными образами ясновидения, а представляют из себя тотемы тех «кланов», которые имели отношение к истории русского государства, русского народа вообще. Если говорить еще точнее, го эти кланы имели отно­шение к власти, к управлению русским народом, Ведь зверь 13 главы Апо­калипсиса представляет из себя власть о семи головах. Между прочим, причина того, что зверь Апокалипсиса сам не представлен каким-то одним животным, а является конгломератом из трёх животных, заключается в том, что он как власть не имеет единого родового её преемства, то есть её династийного наследования. Напротив, три животных (из которых он состоит) в качестве тотемов указывают на родовую преемственность власти своих кланов. У Даниила тоже зверь с десятью рогами в качестве четвёртого царства не является никаким конкретным животным именно по этой причине: в советском государстве не было династийной передачи власти.

Теперь перейдем непосредственно к разгадке тайны трёх животных, из которых состоит зверь Апокалипсиса.

Сначала мы должны выделить в истории России три периода, каждый из которых имеет отношение к одному династийному клану. Начиная от конца этой истории, нам легко выделить два из них: первый клан - это династия Романовых, второй клан - Рюриковича. С правления клана Рюриковичей начинается русская государственность, однако государство и народ это не одно и то же. Поэтому мы имеем право искать третий клан, который исторически есть ещё раньше Рюриковичей и является первой властью для русского народа. Этот клан, видимо, возглавлял союз славянских племён во времена их переселения со своей прародины, по крайней мере, тех пле­мён, которые затем составили основу русского народа.

Теперь мы должны здесь остановиться, чтобы пояснить, каким обра­зом мы собираемся определять принадлежность тотемов льва, медведя и барса их кланам. Никаких абсолютно достоверных эмпирических данных, к которым можно отнести, например, археологические факты, у нас нет, по­этому в толковании «исторических древностей» мы не можем претендовать на истину в последней инстанции. Тем не менее мы располагаем средства­ми, которые позволяют нам в отыскании истины рассчитывать на гораздо большее, чем просто на наиболее вероятные предположения.

Дело в том, что пророчества как таковые несут в себе достоверную информацию, то есть сообщают нам о предустановленных явлениях и событи­ях. Достоверность этих явлений и событий ничуть не меньше, чем досто­верность тех фактов, которые устанавливаются эмпирически. Дело только в том, насколько ясно и полно мы способны раскрыть смысл образов и сим­волов пророчества. Для этого и разрабатывается предварительно методика толкования: прежде всего толкования Апокалипсиса вообще, а также и его отдельных образов. Всякий раз, истолковывая какой-то сложный образ Апо­калипсиса, мы рассматриваем структуру этого образа и попутно отыскиваем способ выявления его смысла. Главным здесь является то, чтобы этот способ соответствовал принципам, разработанным для толкования Апокалип­сиса в целом.

Безусловно, важнейшее значение для раскрытия смысла каждого конкретного образа Апокалипсиса имеет именно адекватность проводимого толкования в целом. Именно она даёт нам возможность просвечивать каж­дый образ на его смысл.

В частности, в нашем случае толкования образов животных мы уже заранее можем определить, какой тотем какому клану принадлежит, и нам останется только найти данные, подтверждающие нашу априорную схему. Дело в том, что в отличие от Апокалипсиса, где зверь представляет из себя конгломерат из тотемических животных, у пророка Даниила эти же самые животные появляются отдельно друг от друга, причём они имеют порядок следования друг за другом. По этой очерёдности появления животных в видении Даниила мы и заключаем, что тотем льва - это общеславянский тотем, тотем медведя - связан с кланом Рюриковичей, а тотем барса - с династией Романовых. Теперь нам остаётся найти данные, подтверждающие это.

Понятно, что если наша априорная «разбивка» принадлежности тотемов кланам является неистинной, то мы вряд ли будем способны «наскрес­ти» необходимые данные, чтобы они были хотя бы удовлетворительными для всех трёх соответствий тотемов кланам. Ведь мы из опыта толкования Апокалипсиса знаем, что даже и один конкретный образ Откровения сам по себе может оказаться камнем преткновения для толкования, не говоря уже о трёх, между собою связанных. Таким трудным случаем для нас ока­залось, например, толкование «облечённости жены в солнце» в 12 главе Апокалипсиса.

Итак, мы имеем трёх тотемов: льва, медведя и барса. Нам удобнее начать обсуждение со второго из них. Он должен принадлежать клану Рюриковичей.

Медведь - это животное, которое в обыденном сознании часто связано с образом России. Выражение «русский медведь» издавна также имеет хождение в международной политической лексике как обозначение русского государства. Медведь изображён на гербах русских городов. Всё это известно. Можно только добавить, что если какое-то животное тесно связа­но с тем или иным народом, государством, городом или, например, боже­ством, то априори можно быть уверенным - эта связь имеет тотемическое происхождение. Соответственно, можно предположить, что тотем медведя имел общенародное значение для русских. Другой вопрос: является ли он тотемом, который принадлежал именно Рюриковичам?

Под «Рюриковичами» мы понимаем здесь клан Рюрика в широком смы­сле, то есть не просто династию великих князей, а всю варяжскую дружи­ну, которую легендарный Рюрик возглавлял. Варяжская дружина по преиму­ществу и составляла правящий класс в древней Руси. Представители этого высшего сословия назывались боярами. В германских языках, однако, сло­во «bear» означает «медведь». Бояре, как мы думаем, и есть представители клана медведя. Теперь нужно найти факты, подтверждающие нашу до­гадку.

Этимологизирование само по себе, конечно, нельзя считать самостоятельным надёжным доказательством: оно может служить только дополни­тельным средством для истолкования обнаруженных фактов. Таким фактом, однако, является следующее обстоятельство. Если варяги-бояре действи­тельно имели своим тотемом медведя, то не нужно забывать, что тотем есть, собственно, древнейшее божество этого клана, и значит, какие-то следы поклонения этому божеству мы могли бы обнаружить в более поздних верованиях варяжской дружины. И в самом деле, фактом, собственно, является то, что в 9-10 веках на Руси главой языческого пантеона был бог Перун, который являлся покровителем князя и дружины. Вот теперь, установив этот факт, мы можем призвать на помощь и этимологию. А она нам подсказывает, что в имени бога Перуна присутствует уже знакомый нам корень «Бер» с оглушённым первым звуком. Корень же «ун», видимо, означает «единый» (una (лат.) - вместе, un (фр.) - один, one (англ.) - один) в смысле «главный», «великий». Перун - Великий медведь.

К слову сказать, корень «Бер» («бэр»), как нам видится, связывает не только русских бояр с богом Перуном, но, видимо, представители клана медведя вообще являлись в древности своего рода элитарным кланом, который входил в высшие сословия разных государств. (Такие элитарные кланы известны в истории. У евреев, например, были привилегированные колена, такие как: Иуды, Левия, Вениамина, Рувима - и были второстепенные.) Так, вполне вероятно, что титул барона, который имел место в сре­дневековой Западной Европе, тоже был связан с богом Перуном и, соответ­ственно, с тотемом медведя, и звание пэра (франц. pair, англ. peer), принадлежащее высшей аристократия во Франции и Англии, тоже, похоже, говорят нам об этой же связи. Можно также вспомнить и о том, что бояре являлись высшим сословием не только в древней Руси, но и в Румынии.

Хорошо всем известно словосочетание «бурый медведь», которое в индоевропейских языках является устойчивым. Уже в русском слове «бурый» улавливается связь с корнем «бэр», а английское и немецкое слова (соотв., brown и braun) прямо отсылают нас к имени бога Перуна: родство корней очевидное. Такое сходство корней, именующих животное и его цвет, понятно: ведь быть бурым (коричневым) и быть медведем исходно, по сути, означало одно и то же, при условии, что сам этот цвет (т.е. обозначающее его слово) впервые появился как характеристика именно этого тотемического животного.

Варяги-Рюриковичи, принадлежа к клану медведя, именовались боярами. Однако, кроме того, они назывались еще и русами. От этого последнего имени, как полагают многие исследователи, и пошло название «Русь», «Россия». Латинский язык, между прочим, обозначает медведя словом ursus, а, например, созвездие Большой Медведицы – словосочетанием Ursa Major; по-английски rust - означает ржавчина, russet - красно-коричневый цвет, по-немецки rostig - тоже означает ржавый. То есть связь коричневого цвета со словом «медведь» (ursa) в индоевропейских языках хорошо прослеживается и в этом случае. (Соотв., слово «русак», например, означает просто масть зайца, а само название этого цвета берет начало от характеристики тотема медведя.)

Итак, напрашивается вывод: слова «русы» и «бояре» означают, по сути, одно и то же: представителей клана медведя, и, соответственно, слово «Русь» может иметь только одно значение - «страна Медведя».

Помимо этимологического истолкования связи тотема медведя с правящим кланом древней Руси, мы позволим себе теперь дополнить наше до­казательство ещё и собственными «поэтическими домыслами».

Бог Перун, как известно, являлся богом грозы. А любая принадлежность языческого божества тем или иным силам и явлениям природы или принадлежность того или иного атрибута этому божеству, конечно же, не были случайными, а, наоборот, имели свой исток в древнейших родовых верованиях. Так вот, нам и видится (точнее, слышится), что древние «бо­яре» слышали в раскатах грома, исходивших от их уже племенного небесного божества, рычание древнейшего их прародителя медведя.

Наверное, если бы мы проводили более обширные и тщательные исторические исследования (например, исследовали бы более основательно древнерусскую геральдику), то смогли бы обнаружить гораздо больше фактов, указывающих на то, что именно медведь являлся древнейшим божеством высшего сословия русского государства. Но такой расширенный поиск фактов не входит в наши задачи и является, скорее, работой историка, а не толкователя Апокалипсиса. Задача последнего состоит не в том, что­бы обнаружить как можно больше фактов, подтверждающих его толкование, а в том, чтобы даже и при незначительном доступном ему материале уви­деть истинный смысл конкретного образа. Эта работа сродни работе философа и художника, а не историка как собирателя фактов.

В заключение толкования по поводу принадлежности тотема медведя его клану посмотрим на описание этого животного в откровении Даниила. Там говорится: «И вот, ещё зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны, и три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказа­но так: «встань, ешь мяса много!» (Дан. 7,5).

Вот опять-таки, «поэтическая интуиция» здесь нам подсказывает, что три клыка между зубами у медведя - это, видимо, три брата, которые и положили основание русскому государству, легендарные Рюрик, Синеус и Трувор, а указание медведю «есть мяса много», вероятно, связано с тем обстоятельством, что период правления Рюриковичей в истории русского государства был самым продолжительным.

Закончив толкование образа медведя, отправимся теперь в ещё более отдалённые «исторические древности», к истокам происхождения русского народа. Наш способ толкования здесь остаётся прежним: мы будем продвигаться вперёд по уже априорно проложенному нами пути. В частности, на этой его «остановке» мы должны показать, что тотем льва является древ­нейшим общеславянским тотемом или, по крайней мере, тотемом восточных славян.

Кажется, что здесь нас, скорее всего, ожидают ещё более скупые сведения, которые могли бы подтвердить найденное нами соответствие тотема его клану. Однако по тотемизму древних славян мы находим гораздо больше данных, чем по тотемизму варяжского клана. Дело в том, что дре­вние славяне, кроме всего прочего, были ещё и градостроителями, и всех своих тотемических животных они оставили нам лицезреть на созданных ими храмах.

Тотемические животные смотрят на нас со многих соборов и храмов древней  Руси,  но  особенно среди них выделяется Дмитриевский собор (1196 г.) в городе Владимире. Это прямо-таки целая белокаменная книга. Животных и птиц здесь так много, что кажется, что невозможно даже выделить, какие из них встречаются чаще других. Однако, приглядевшись внимательнее, мы замечаем, что особое место здесь занимают различного рода птицы и львы. Сразу же по этому поводу мы можем процитировать пророка Даниила, который говорит о первом встреченном им звере следующее: «Первый - как лев, но у него крылья орлиные». (Дан. 7,4). Иначе говоря, перед нами грифон, животное древневосточной мифологии, которое обычно изображалось с туловищем льва, орлиными крыльями и головой орла или льва. На Дмитриевском соборе, например, есть грифон с головою орла, он терзает огром­ного зайца.

На одной из стен собора великий князь Всеволод повелел увекове­чить себя и своих пятерых сыновей. Славянский художник-камнерез окружил его семейство только голубями и важно расхаживающими львами и грифонами. Интересно, что на стенах русских храмов (по крайней мере Владимиро-Суздальской земли) нигде не встречается изображение медведя, есть даже один слон на Георгиевском соборе (1234 г.) в Юрьеве-Польском, а медве­дей нет. (Зато медведь есть на гербах городов.) Это объясняется просто: славянские художники передавали своим ученикам только традиционные тотемические изображения.

Есть ещё на Дмитриевском соборе несколько изображений, которые некоторые исследователи считают барсами. Однако если быть внимательными к деталям этих изображений, то тогда не остаётся сомнений, что это не барсы, а безгривые львицы. Дело в том, что во всех случаях у этих животных на конце хвоста имеется кисть, или даже некое причудливое растение, как и у многих соборных львов. И вот теперь, когда у нас проясняется это обстоятельство, становится очевидным следующее: львы (львицы), грифоны и птицы, по сути, и представляют собой всех животных собора. Есть ещё, между прочим, всадники, но о них у нас будет возможность сказать чуть ниже.

На Георгиевском соборе, который мы уже упомянули, кроме большого количества разнообразных птиц, львов и грифонов, мы находим ещё одно любопытное изображение: человека со львиным туловищем, одетого в нарядный кафтан, в одной его руке булава, в другой - заяц, поменьше, конечно, того, которого терзает грифон. Этот полулев-получеловек называется Китоврасом. В связи с его изображением процитируем теперь полно­стью описание первого животного у Даниила: «Первый - как лев, но у него крылья орлиные; я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, и он поднят был от земли и стал на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ему». (Дан. 7,4).

Похоже на то, что Даниил и славянский художник говорят нам об одном и том же: о переходе тотема льва в антропоморфное божество. В его имени Китоврас, между прочим, можно разглядеть корень «врас», который в полногласии древнерусского языка даёт нам «ворос», или «волос» («р» и «л» - сонорные согласные). Поэтому если нас не подводят наши лингви­стические познания, то на стенах Георгиевского собора мы можем лицез­реть самого древнеславянского бога Волоса (Велеса), одновременно поз­навая его тотемические корни. Также, возможно, и древнеславянский бог Ярило имеет львиное происхождение: слишком уж соблазнительно увидеть в его имени простое словосочетание «ярый лев (leo)».

Итак, львы, грифоны и птицы - самые часто встречающиеся животные на древнерусских храмах. Примеров можно привести много, но нельзя, наверное, пройти мимо одного из самых красивых храмов древней Руси - храма Покрова на Нерли (1165 г.). Изображений на нём немного, но зато именно те, о которых мы говорим: львы, грифоны и птицы, и кроме них, есть ещё женские маски.

Однако за примерами нам, может быть, не нужно даже отправляться слишком далеко. Достаточно выйти из своего дома в Костроме и пройти на Нижнюю Дебрю к Воскресенскому собору. На его каменных арочных воротах имеются всего шесть изображений в виде резных клейм из белого кам­ня. Это изображения животных. Одно из них - конь, остальные же - птицы и львы. Как видим - животные всё те же. А конь, возможно, есть один из тех коней, которых мы, наряду с другими животными, встречаем в Апокалипсисе. Возможно, тот самый, на котором восседает славянский Агнец, рождённый женой, облечённой в солнце (Отк. 19,11), а может, и тот, которому подобна саранча (радиация), выходящая из дыма большой печи (Отк. 9,7), и уж, наверное, связан со всадниками, которые скачут в ряд на Дмитриевском соборе, а они, в свою очередь, связаны со всадниками Апокалипсиса, которые появляются в видении Иоанна после снятия Агнцем первых четырёх печатей (Отк. 6,1-8); причём связаны не потому, что славянские художники имели намерение воспроизводить картины из Апокалип­сиса (ничто не указывает на это), а потому что ими изображённые всад­ника «выходят» из собственного славянского источника (ведь конь без всадника на воротах Воскресенского собора означает славянского тотема), и значит, наоборот, образы животных Апокалипсиса всплывают в ясновиде­нии Иоанна из славянского тотемического «материала», а именно связаны с этим «материалом» настолько, насколько относятся к истории России.

До сих нор мы осматривали древнерусские храмы только с их внеш­ней стороны, но теперь пришло время, чтобы войти в них и увидеть глав­ный аргумент в пользу того, что лев является важнейшим славянским то­темом. Оказывается, что в древнерусских белокаменных соборах только этому животному было предоставлено место внутри них. Каменные львы расположены там наверху, над опорными столбами храмов в пятах арок. Львы смотрят на нас сверху в Успенском и Дмитриевском соборах Владимира, а также в храме Покрова на Нерли, в котором львов много - целых двадцать пар. Вероятно, они были на этом своём месте и в первоначальном Георги­евском соборе (в Юрьеве-Польском), который после разрушения потерял значительную часть своих резных камней и, заново воссозданный, стал намного ниже.

Высокое, под самыми сводами, расположение львов говорит, однако, само за себя. Только им было позволено соседствовать с фресками, изображающими христианских святых и сцены из Священного Писания.

Итак, материала для доказательства того, что лев являлся важней­шим славянским тотемом, у нас оказалось более чем предостаточно. Одна­ко в связи с нашими доказательствами поднимается один небезынтересный вопрос: а может ли вообще у славян быть столь «теплолюбивый» тотем как лев. То есть возникает вопрос о прародине славян, на который нам нужно дать хотя бы предположительный и краткий ответ для того, чтобы истолковать следующие слова Даниила: «И четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого». (Дан. 7,3). Нам, собственно, нужно ответить на следующий вопрос: предположительно с каким морем может быть связана прародина славян, если им принадлежал тотем льва?

Существуют две наиболее популярные теории о происхождении славян. Одна из них считает, что прародиной славян являются река Дунай и Карпатские горы, другая считает их прародиной Бактрию и западные предгорья Гималаев. Нас эти теории интересуют прежде всего с точки зрения возможного ареала обитания льва как славянского тотема, ведь тотемом может быть только то животное, которое находится на территории проживания клана, которому этот тотем принадлежит. Оказывается, однако, что при­надлежность тотема льва славянам не противоречит ни одной из этих теорий.

Лев сегодня сохранился только в национальных парках и заповедни­ках Экваториальной Африки и Северо-Западной Индии, но в древности он был распространён довольно широко, в том числе имелся и в Европе. Из­вестно, например, что он обитал в Греции и Македонии. Поэтому он мог быть тотемом народов, населявших Балканский полуостров. Соответственно, и море здесь мы тоже можем найти: Чёрное - на восточном побережье Бал­кан или Адриатическое - если посмотрим на западное побережье этого полуострова.

Древняя же Бактрия, безусловно, являлась ареалом распространения льва. Бактрия - это историческая область. Она занимала территорию современного Афганистана и земли по реке Оксу (Амударье). Соответственно, морем, от которого вышли славяне, может быть Аральское.

Таким образом, доказательств в пользу того, что тотем льва (или грифон) являлся важнейшим тотемом древних славян, мы считаем, найдено достаточно. Поэтому перейдём теперь к толкованию образа третьего животного в видении Даниила.

Даниил говорит: «Затем видел я: вот - ещё зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему». (Дан. 7,6).

Тотем барса, как мы предполагаем, является тотемом династии Романовых. Однако у читателя здесь сразу же может возникнуть недоумение: ведь династия Романовых не может являться «кланом» в том же смысле, как и в первых двух рассмотренных нами случаях. Этот «клан» - не есть некое  племя, как у древних славян, и это - не варяжская дружина. Романовы есть всего лишь семья; и неужели нашей задачей теперь должно стать установление того, к какому клану в более широком смысле она принадлежит? Решить такую задачу, кажется, нам не по силам, ведь чем исторически дальше мы уходим от древнейших тотемических времён, тем сложнее найти нашу связь с ними. И ещё странно: неужели семья Романовых может принадле­жать к каким-то иным кланам, кроме уже нами рассмотренных? Неужели она не принадлежит ни к варягам, ни к славянам, раз уж её тотемом является барс, а не медведь или лев? Где же искать корни этой семьи? Может быть, среди кланов финно-угорских или тюркских?

На все эти вопросы мы ответим: «нет», потому что проблема принадлежности тотема барса династии Романовых решается в несколько иной плоскости. Дело в том, что в становлении тотемизма, помимо тотемизма родового (племенного), исторически более поздней его формой выступает тотемизм индивидуальный. Этот последний есть, собственно, такая форма тотемизма, когда свои тотемы имеют уже не только кланы, но и каждый их представитель. Таким образом, индивидуальные тотемы, по сути, пред­ставляют из себя древнейшие имена людей. Какое же отношение только что сказанное имеет к династии Романовых?

Дело, однако, заключается в том, что Романовы до начала 16 века, то есть ещё за столетие до восшествия на русский престол Михаила Рома­нова, именовались Кошкиными, затем Захарьиными-Юрьевыми и только уже после этого - Романовыми. Нас интересует в этой череде фамилий рода только исходная - Кошкины. Понятно, что барс, собственно говоря, - это и есть кошка. Однако в каком именно смысле тотем кошки является тоте­мом династии Романовых?

Кошка - это индивидуальный тотем предков рода Романовых, то есть собственное имя, которое передавалось ими от поколения к поколению: от деда к внуку или от прадеда к правнуку. Примерно так же как передавалось, скажем, имя Генрих в династиях английских, французских и гер­манских королей. Такая передача имени была широко распространённым яв­лением у многих народов, если не у всех. Если мы сегодня, например, встречаем у русских людей фамилии, образованные от различных названий животных и птиц (Галкин, Сорокин, Волков и т.п.), то мы можем быть уверены, что все они образованы от нецерковных языческих имён, которые, в свою очередь, имели своё происхождение из тотемической древности, а именно из времён индивидуального тотемизма.

Итак, тотем кошки (барса) есть тотем династии Романовых; оста­ётся только истолковать, что означает четырёхчастная структура образа барса, который имеет четыре птичьих крыла и четыре головы. Скорее всего, здесь подразумеваются периоды правления этой династии. Вероят­но, они следующие: от Михаила Романова до Петра I - первый этап, от Петра до Екатерины II - второй, от Екатерины до Николая I - третий и от Николая I до конца правления династии - четвёртый.

Если кто-то посчитает, что периодизация истории правления динас­тии Романовых должна быть иной и приведёт аргументы в пользу своей точки зрения, то мы не будем с ним спорить. Пусть будет и другая - лишь бы оставалась четырёхчастной. Какую бы периодизацию истории прав­ления династии Романовых мы ни приняли - это для толкования образа барса откровения Даниила и, соответственно, образа зверя Апокалипсиса принципиального значения не имеет.

На этом толкование образа зверя Апокалипсиса как конгломерата из трёх животных нами закончено. Чтобы не прерывать, однако, уже нача­тую тотемическую тему, перейдём сразу к толкованию образов других жи­вотных, которых мы встречаем в Откровении Иоанна.

В 4 его главе животные появляются на небе, обступая «Сидящего на престоле»: «И пред престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвёртое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырёх животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей». (Отк. 4,6-8).

Сразу же скажем, что этих же самых животных, исполненных очей, встречал в двух своих видениях и ветхозаветный пророк Иезекииль. Этой встрече посвящены I и 10 главы его пророчеств. Причём четыре животных описаны в них значительно подробнее, чем в Откровении Иоанна. Однако, к сожалению, ни в видениях Иоанна, ни в видениях Иезекииля мы не нахо­дим порядок следования животных одного за другим, как это было у Даниила. В Апокалипсисе, например, животные окружают престол Бога и просто перечисляются Иоанном. У Иезекииля же образы животных довольно сложные и у него эти животные тоже просто перечисляются, причём в двух его видениях в раз­ном порядке. Поэтому здесь мы лишены той «услуги», которую оказало на­шему толкованию видение Даниила, показав порядок выхода животных из моря.

Но сначала нам нужно решить вопрос: а, собственно, к какому на­роду относятся тотемы животных, которых мы встречаем у престола Бога в 4 главе Апокалипсиса? Иезекииль нам подсказывает: «Это были те же животные, которых видел я в подножии Бога Израилева при реке Ховаре». (Иез. 10,20). Стало быть, эти животные представляют собой тотемы правя­щих «кланов» в истории еврейского народа. Соответственно, дальнейший путь для нашего толкования нам уже известен: мы сначала должны, как и в случае с историей русского народа, увидеть четыре этапа в истории Израиля, связанные с его правящими «кланами». Мы видим следующие.

Начало истории еврейского народа - это история клана Авраама. Вторым её этапом является новый «исход» семитов из Месопотамии - переселение клана Иакова в Ханаан. Третий этап - это исход евреев из Египта, возглавляемый Моисеем, завоевание ими Ханаана и период их полураз­розненного существования, известный как эпоха судей. Последний, чет­вёртый, этап - это правление колена иудеев, которое началось с царя Давида и закончилось, по сути, разрушением Иерусалима в 70 г. н.э.

Начнём отыскание клановой принадлежности тотемов с последнего этана, так как эта принадлежность выглядит здесь наиболее очевидной. Дело в том, что в Библии образ льва сопровождает различные упоминания о колене иудеев, в том числе и в «Благословении Иакова» (Быт. 49), где, по сути, называются тотемы, связанные с некоторыми израильскими коленами.

Иаков благословляет: «Иуда! тебя восхвалят братья твои. Рука твоя на хребте врагов твоих; поклонятся тебе сыны отца твоего. Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лёг, как лев и как львица: кто поднимет его?» (Быт. 49,8-9).

Эта связь образа льва с коленом иудеев присутствует, между про­чим, и в самом Апокалипсисе. В его 5 главе говорится: «И один из стар­цев сказал мне: не плачь, вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей её». (Отк. 5,5).

Как мы уже говорили, такая тесная связь образа животного с тем или иным народом или кланом, конечно же, не может быть случайной. Осо­бенно если речь идёт о ясновидении (то есть о бессознательном), где образы по самой своей сути не бывают случайными. Поэтому у нас не воз­никает никаких сомнений: лев - это тотем колена иудеев.

Между прочим, можно обратить внимание также на то, что и у древ­них славян, как мы выяснили, лев был главным их тотемом. Поскольку, по нашему толкованию, жена 12 главы Апокалипсиса, то есть Россия, ро­жает младенца-Агнца как Спасителя мира, то вполне вероятно, что при­сутствие в видении Иоанна образа льва, связанного с образом Агнца, не является случайным и в другом отношении. Ведь корни и русского Агнца и иудейского Мессии по принадлежности обоих к тотему льва совпадают. (Однако сразу же уточним: по принадлежности к одинаковым тотемам, а не к одному и тому же тотему.) Появление в 5 главе Апокалипсиса образа льва, связанного с образом Агнца, покажется ещё более неслучайным, ес­ли мы обратим внимание также на то, что в этой главе как раз и идёт речь об Агнце как «состоящем» из «семи духов Божиих», и именно здесь образ Агнца, который в Откровении в целом мало напоминает канонический евангельский образ Иисуса, перемежается с ним (Отк. 5,7). Однако не бу­дем торопиться: толкование 5 главы Апокалипсиса ещё впереди.

Обсудим теперь принадлежность следующего тотема. А именно: выясним, какому клану принадлежал тотем, представленный в Апокалипсисе в образе животного с человеческим лицом? Особенностью этого образа является то, что ни Иоанн в Откровении, ни Иезекииль в обоих своих видениях не называют, какое же, собственно, животное имеет человеческое лицо. Такое единодушие трёх разных видений, разумеется, не является случайным. Нам, однако, уже приходилось встречать в Апокалипсисе подобный образ животного, и мы уже имеем опыт его толкования. А именно, по опыту толкования образа зверя с семью головами и десятью рогами, а также, соответственно, и образа зверя с десятью рогами от­кровения Даниила, мы знаем, что зверь, лишённый идентификации в каче­стве одного конкретного животного, не является представителем одного клана с передающейся по наследству властью. Таким этапом в истории еврейского народа является, однако, тот, который мы указали третьим.

Эпоха исхода из Египта и заселения Ханаана еврейскими племенами не имела единого руководства на всём своём протяжении. Начиналась она под предводительством Моисея и клана левитов, однако уже преемник Мо­исея Иисус Навин был из колена эфраимитов, а во время оседлой жизни в Ханаане коленами руководили судьи, религиозные харизматические вож­ди. По сути, это была эпоха раздробленности еврейского народа и судьи только перед лицом военной угрозы выдвигались из того или иного коле­на как люди, которые были способны объединить народ и поднять его на борьбу с врагом, но в мирное время они не могли уже иметь влияние на все колена. Определённое единство колен сохранялось только за счёт религии предков, религии Ягве. В целом эпоха судеб была эпохой попыток объединения Израиля под покровительством Ягве перед лицом военных уг­роз и «натиском» языческих религий народов Ханаана. Была в это время и первая попытка централизации власти Гедеоном.

Из всего сказанного о третьем этапе истории еврейского народа важным для нас является только одно: в эту эпоху не было непрерывного руководства, которое осуществлялось бы только одним из кланов; поэтому мы и считаем, что образ неназванного в Апокалипсисе животного с человеческим лицом обозначает именно эту эпоху истории Израиля.

Рассмотрим теперь вопрос о принадлежности двух оставшихся у нас тотемов: тельца и орла. Причём спросим о принадлежности именно сразу двух вместе, поскольку установление принадлежности этих тотемов клана связано с обсуждением темы, которая затрагивает проблему периодизации ранней истории Израиля. Вопрос, собственно, заключается в следующем: является ли эпоха клана Иакова новым этапом еврейской истории по отношению к истории клана Авраама? Этот же вопрос можно задать ещё и таким образом: является ли Иаков прямым потомком Авраама?

В задачи нашего толкования Апокалипсиса, однако, не входит проведение каких-то специальных исторических исследований. Это, как мы уже говорили, не наша работа. Поэтому по данной проблеме ограничимся только следующими замечаниями.

Большинство современных исследователей Библии считают предание о том, что Иаков был внуком Авраама, символическим отображением конкретной действительности. В библейских повествованиях история кланов и колен зачастую изображается как история праотцов-эпонимов. Имя патриарха используется в этих сказаниях для обозначения его племени. Соответственно, родственные по происхождению семитские племена кочевни­ков, расселяясь друг за другом на одних и тех же территориях и ассимилируясь в один народ, сохраняли при этом предания о «родственных» связях своих патриархов. Такую картину отображения действительности, вообще-то говоря, мы наблюдаем у многих народов. Только на месте сказаний о родственных отношениях патриархов, как правило, имеются мифы о родственных отношениях сменяющих друг друга клановых богов. Класси­ческим примером таких мифов является генеалогия богов у греков, запи­санная Гесиодом.

Более или менее достоверные сведения о ранней истории Израиля, однако, говорят нам о том, что около 1750 г. до н.э. произошло большое переселение арамейских племён. Во главе их стоял Иаков, также называвший­ся Израилем. Этот патриарх, по существу, стал наследником веры Авраа­ма в единого Бога и после расселения в Ханаане приказал зарыть идолов, которых его род всегда возил с собой. Одним словом, со вступления Иакова в Ханаан начался новый (второй) этап в истории еврейского на­рода. То, что сам этот народ стал теперь называться именем этого па­триарха, Израилем, говорит, собственно, о том же.

Итак, Иаков не являлся потомком Авраама в буквальном смысле сло­ва, и следовательно, оба они принадлежали к разным тотемическим груп­пам. Какой тотем принадлежал, например, клану Иакова, у нас есть возможность сейчас установить.

В «Благословении Иакова», как мы уже сказали, по сути, называ­ются тотемы некоторых израильских колен. Своего собственного Бога Иа­ков именует там как «абир», что означает «телец», «могучий бык» (Быт. 49,24). В синодальной Библии «абир Иакоб» переведено просто как «мощ­ный Бог Иакова», однако в финикийских текстах из Угарита слово «аббир» означает «телец».

О том, что тотем тельца принадлежал клану Иакова, говорит, например, и следующий факт. При разделении Израильского царства в 922 году на Иудею и Израиль царь северного царства Иеровоам поставил в Вефиле новый храм, на месте, где, по преданию, Иаков приносил жертвы, и кото­рое называл «домом Божиим». Храм вооружался, чтобы ослабить привлека­тельность иудейской столицы для северных колен. Знаком присутствия Божества в новом храме были уже не херувимы, как в храме Иерусалима, а священный бык, сделанный из дерева и покрытый листовым золотом. Разумеется, установление быка в храме Ягве могло произойти только в слу­чае традиционной склонности израильских колен к этому символу. Для простого народа северных колен бык всегда оставался образом самого Яг­ве.

Кроме быка в Вефиле, Иеровоам приказал установить ещё и другого священного быка в Дане (3 Цар. 12,28-29),

Итак, из четырёх животных, окружающих престол Бога в Апокалипсисе, три нами истолкованы в отношении их принадлежности кланам и эпохам истории Израиля. Остаётся только одно животное, образ которого нами ещё не истолкован, - это орёл. Кажется, что теперь-то у нас не должно возникнуть никаких трудностей в его истолкования: орёл - это тотем клана Авраама. Формально, то есть сообразно с нашей априорной схемой, так оно и есть, а но существу, у нас нет никаких фактов и никаких ука­заний в Библии, по которым мы могли бы определить, какой именно тотем принадлежал клану Авраама. Единственное, что мы могли бы в этой ситуации сделать, это провести этимологический анализ слова «Элогим» (которым Авраам называет своего Бога), чтобы определить его связь со словом «орёл» в семитских языках. И действительно, некоторые намёки на такую связь имеются. Однако «голое» этимологизирование, не опирающееся на факты, всегда можно обвинить в словесной эквилибристике. И в самом деле, с помощью этимологической спекуляции люди способны «доказать» всё что угодно. Мы же предпочитаем оставить образ орла Апокалипсиса вообще без всякого истолкования.

Таким образом, толкование всех образов животных Апокалипсиса, в отношении их к тотемизму, нами завершено. Разумеется, вопрос о том, какое отношение к тотемизму может иметь образ Агнца, должен остаться без рассмотрения, так как мы ещё не имеем самого факта, подлежащего толкованию.

В 4 главе Апокалипсиса престол Бога вместе с животными окружают также и двадцать четыре старца: «И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы». (Отк. 4,4).

Кто эти старцы? Почему их именно двадцать четыре?

На первый вопрос ответить в общем не трудно: это еврейские пророки. Второй же вопрос значительно труднее: потому что нам нужно не просто «отобрать» в истории Израиля двадцать четыре пророка, предпо­читая одних другим, а нужно объяснить, что само их число не является случайным. Трудность такого объяснения, однако, заключается в том, что предварительно требует проведения специального большого исследования о предопределённой структуре истории вообще. Это исследование уже проведено нами, но ещё не опубликовано, и поэтому мы не можем просто читателя к нему отослать. Краткое объяснение о предопределённом числе пророков, тем не менее, необходимо дать уже здесь, и мы постараемся это сделать, но читатель должен, соответственно, быть снисходителен к нашим объяснениям на тот случай, если ему будет что-то непонятно или если эти объяснения не покажутся ему достаточно убедительными.

Итак, будем говорить кратко. История имеет предопределённый смысл. Соответственно, предопределена и её структура в целом. Эта структура имеет своё основание в бытии человека как такового, струк­тура которого как «субъекта» четырёхчастна. (Обо всём этом говорится в другой нашей работе под названием «Философские проблемы и смысл ис­торического бытия человека», которая тоже ещё не опубликована.) Чело­век как таковой - это, однако, не просто «субъект», а это мужчина или женщина. Тем самым, мы имеем две четверицы. Однако один эон из каждой этой четверицы является их общим эоном. Почему именно так - здесь не место объяснять. Одним словом, имеется всего семь эонов, связанных между собой. Эта семерица эонов - есть структура всей мировой истории в целом, однако сами эти эоны тоже в себе делимы. В частности, каждый из них состоит из четверицы элементов. Эти последние, в свою очередь, связаны с семерицами и четверицами исторического становления отдель­ных народов. Для нас, однако, сейчас важно только одно, а именно то, что семерица эонов, состоящая из четвериц, - это есть универсальная формальная структура исторического становления вообще. Нетрудно под­считать, что она состоит из двадцати восьми элементов. Почему же тог­да в Апокалипсисе не двадцать восемь, а двадцать четыре старца? Это объясняется тем, что отцовская линия (а Израиль принадлежит именно к ней) истори­ческого становления по отношению к материнской линии (античности) на­чинается позже, так же как, например, патриархат как таковой начинается только вслед за матриархатом. Поэтому при слиянии этих линий (четвериц эонов) в одном общем эоне, одного из элементов структуры отцов­ской линии не хватает. Этот «пропавший» элемент, однако, в отношении становления отдельного народа представляет из себя четверицу элементов. Поэтому если бы нам, например, нужно было определить число древнегре­ческих «старцев», то мы бы искали двадцать восемь греческих философов, в Израиле же им соответствуют двадцать четыре пророка.

Если кому-то, несмотря на сделанные нами выше оговорки, такие объяснения покажутся уж слишком абстрактными, то мы можем предложить им и более конкретную схему; ведь если историческое становление каж­дого народа представляет из себя названную нами универсальную семерич­ную структуру, то и сами же народы могли её «видеть» и записывать в своих преданиях. Так оно и есть, и классическим таким преданием явля­ется «Теогония» Гесиода в следующей её части.

Мать-богиня земли Гея рождает Урана-Небо и становится его женой. То есть, когда появляется первый отцовский эон, на материнской линии это уже второй, Гея-жена. Затем рождается новая пара богов: Кронос и Рея, затем - Зевс и Гера, причём эти последние правят сначала совмест­но как равные. Такое совместное правление и есть общий эон отцовской и материнской линий. Однако миф сообщает нам о ссоре супругов и нака­зании Геры Зевсом, после чего Зевс правит единолично. Это и есть пос­ледний отцовский эон. Всего семь эонов.

В дальнейшем мы будем использовать только что приведённую нами мифологическую схему для более наглядных объяснений. Теперь же приступим к определению тех пророков Израиля, которые входят в число двадца­ти четырёх «старцев» Апокалипсиса.

Здесь тоже будет не без трудностей, потому что понятие «израиль­ские пророки» можно понимать и в широком и в узком смыслах. В широком смысле и еврейские патриархи часто называются пророками. Однако, по нашему толкованию Апокалипсиса, патриархи уже имеют место у престола Бога в качестве тотемических животных своих кланов. Но у нас есть и другие основания считать, что двадцать четыре старца Апокалипсиса это пророки в узком смысле слова, так как все они представляют одну особую эпоху в истории Израиля, эпоху «Великих Учителей».

В Ветхом Завете от этой эпохи мы имеем книги шестнадцати проро­ков. Не все эти книги библейская наука признаёт целиком принадлежащими тем пророкам, которым они приписываются традицией. И здесь, конечно, есть для нас проблема.

Эпоха пророков, однако, начинается не со времени распада единого Израильского государства, когда и были написаны первые ветхозаветные пророческие книги, а ещё до него. Без сомнения, к «дописьменному» пе­риоду этой эпохи относится следующая четверица пророков: Самуил, Нафан, Ахия и Илия. Этой четверице в нашей схеме будет соответствовать эон Геи-матери. Примечательно, что эпоха «Великих Учителей» начинается именно ещё в едином израильском государстве и продолжается затем в двух «разных» духовных анклавах, Самарии и Иудее. То есть, по нашей интерпретации, в разделённых друг от друга материнской и отцовской линиях. Нечто подобное происходит и в Греции, где существовали две философские школы на разных даже континентах: ионийцы и элеаты, то есть философы природы (материнская линия) и «идеалисты» (отцовская линия).

Две линии, материнская и отцовская, до своего объединения име­ют в себе по два эона (Гея-жена, Рея и Уран, Крон), каждый из которых состоит из четырёх элементов, то есть в целом - это шестнадцать эле­ментов. Кажется, что именно такое число элементов нам как раз и необ­ходимо, ведь мы имеем в Ветхом Завете книги от шестнадцати пророков. Однако, как мы сказали, некоторые из этих книг неоднородны по своему составу: они включают в себя вставки других анонимных пророков. Как же быть с этой проблемой? В сущности, она может иметь следующее решение.

Вставки анонимных пророков (например, в книгу пророка Захарии, которую приписывают сразу трём авторам) так или иначе представляют из себя одну духовную традицию и, видимо, являются писаниями «учеников» того пророка, в книгу которого они входят. И значит, в данном случае мы принципиально можем не обращать внимания на вездесущее «снятие покровов» библейской наукой со Священного Писания. Здесь оно будет мнимым. Однако, возможно, кроме одного исключения.

Мы имеем в виду книгу пророка Исайи. Её первая часть (I-39 главы) в основном принадлежат пророку Исайе, жившему в Иерусалиме в 8 веке до н.э., главы же 40-55 написаны в Вавилоне ок. 540 года до н.э. про­роком, которого принято называть Второисайей. Из содержания глав 56-66 видно, что автор жил уже после возвращения евреев из плена (538 год). Дело, однако, заключается не в том, что двух пророков разделяют два века, а в том, что Второисайя, хотя, без сомнения, и был под опреде­лённым влиянием Исайи Иерусалимскаго, тем не менее, по признанию мно­гих исследователей Библии, является самобытным пророком. Его называют даже «ветхозаветным евангелистом». На такое признание анонимного про­рока, которого наделили даже особым именем (Второисайя), мы не можем не обращать внимание.

Как же тогда должен решаться вопрос о книгах шестнадцати ветхозаветных пророков, ведь пророков здесь, по нашему толкованию, может быть только шестнадцать, а не семнадцать (в том случае, если мы доба­вим Второисайю)? Выход, однако, есть. Дело в том, что среди книг ветхозаветных пророков имеется книга пророка Ионы, которая по своему содержанию и стилю сильно отличается от остальных пятнадцати книг, то есть принадлежит совсем к иному жанру «литературы», чем они. Поэтому её принадлежность к ним можно считать формальной и на этом основании исключить из их числа.

Итак, вместе с пророками «дописьмеиного» периода мы имеем теперь двадцать пророков. Кто же есть остальные четверо, которые составляют единый (смешанный) эон Зевса-Геры? Этот единый зон является, однако, особым. В Греции, например, его представляют: Сократ, Платон, Аристо­тель и Зенон. В Израиле же это будут: Иоанн Креститель, Иисус, Павел и Иоанн Богослов (автор Апокалипсиса).

Теперь как только мы дополнили список пророков до двадцати четырёх, у нас сразу же возникает одна специфическая проблема, связанная с содержанием Апокалипсиса. Как же мы можем в числе «двадцати четырёх старцев» называть Иисуса, который в 5 главе Откровения в качестве Агнца стоит вместе с ними (и четырьмя животными) как отдельный от них (Отк.  5,6-8)? С одной стороны, мы можем ответить на этот вопрос следующим образом: Агнец - это, собственно, славянский Мессия, рождённый женой, облечённой в солнце, - и ответ такой будет правильным; но, с другой стороны, всё-таки образы Агнца и Иисуса в 5 главе перемежаются (Отк. 5, 9), и поэтому мы всё равно должны дать ответ на возникший у нас вопрос, имея в виду это обстоятельство. И пожалуй, в таком случае наш ответ будет под стать самому же двоящемуся образу Агнца-Иисуса, то есть тоже образный, «поэтический».

Если Агнец Апокалипсиса способен предстать перед нами не только в качестве самого себя, но и в качестве Иисуса, то почему бы тогда Иисусу в числе двадцати четырёх старцев не представать в качестве апостола Петра, которого сам же Иисус и поставил вместо себя на земле (Мат. 16,18-19). Тогда апостол Пётр, между прочим, встанет рядом с апостолом Павлом, а их обоих христианская традиция чтит как равновеликих.

Почему, однако, в 5 главе Апокалипсиса образы Агнца и Иисуса перемежаются? С чем это связано? Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно сначала раскрыть смысл «семи рогов и семи очей» Агнца. О них сказано следующее: «И я взглянул, и вот, посреди престола и четырёх животных и посреди старцев стоял Агнец как-бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю». (Отк. 5,6).

«Посланных во всю землю» означает, конечно же, во всю историю земли (Зах. 4,10). Кто же есть эти «семь духов Божиих», которых Агнец способен представлять одной своей персоной как их целое? Понятно, что у всех у них должно быть что-то общее, раз образы двоих из них, Иисуса и Агнца, перемежаются. Каким же образом мы можем определить эту семерицу?

Разумеется, мы должны поступить здесь так же, как и в случае с двадцатью четырьмя старцами, то есть не просто «на ощупь» пытаться подбирать для семерицы наиболее подходящих «кандидатов», а нужно указать априорную схему, которой «семь духов Божиих» будут соответствовать. Только так мы сможем избежать ошибок и субъективного фантазирования.

«Априорная схема» означает, однако, не то же самое, что «формальная». То есть найденная уже нами универсальная семеричная схема исторического становления не является просто пустой формой для подбора, скажем, по одной «персоне» из каждой семи исторических «эпох». Всё гораздо сложнее, и именно поэтому мы не сможем дать здесь даже краткое описание содержания этой исторической схемы: такое описание заняло бы слишком много места. Поэтому ниже мы представим только уже результаты наших исторических исследований, точнее говоря, дадим взятую из них априорную схему.

«Семь духов Божиих», которых далее мы будем называть просто пророками, - это основатели мировых религий. (Мировых, однако, - не в узком смысле слова, то есть это не только христианство, ислам и буддизм.) Возникновение мировых религий происходит как отношение между «противолежащими» историческими эонами (культурами) материнской и отцовской линий; то есть в семеричной схеме это отношения между эонами Геи-жены и Урана, Реи и Крона, Геры и Зевса. От каждой из этих пар, а точнее, от отцовского эона пары, берут начало по две мировые религии: одна основная и другая «сопутствующая», которая появляется исторически позднее первой. Это связано как раз с тем, что всегда недостающий элемент на отцовской линии при объединении материнского и отцовского эонов, на самом деде, никуда не пропадает, а даёт ещё одну новую мировую религию (ту самую «сопутствующую») на собственной «отцовской» поч­ве. Чтобы было понятно, сразу же наполним априорную схему конкретным содержанием.

Христианство возникает как отношение между «семитской» и «античной» культурами, исходя от отцовского семитского эона (Зевса) к мате­ринскому эону (Гере). Шесть веков спустя на собственной семитской поч­ве появляется ислам.

То же самое мы имеем в Индии. Так, буддизм возникает как отноше­ние между «индийской» и «китайской» культурами (Крон и Рея), а несколь­ко веков спустя появляется новая религия на собственной индийской поч­ве, индуизм, который хотя и не распространился за пределы того госу­дарства, в котором возник, но по числу его исповедующих занимает сего­дня третье место в мире после христианства и ислама и на двести с лишним миллионов исповедующих имеет больше, чем буддизм.

Третья пара мировых религий - самая ранняя. В частности и по этой причине обе религии уже давно сошли на нет, подавленные более поздними мировыми религиями. Речь идёт о зороастризме и манихействе, возникших на иранской почве. Зороастризм, однако, нужно понимать здесь не в узком, принятом в науке, смысле, а широко, как его видел, напри­мер, А. Хомяков. Зороастризм в узком научном смысле как некое учение Зороастра, конечно, никогда не был мировой религией, но в своём стано­влении в качестве религии Митры был предшественником и серьёзным со­перником раннего христианства, распространившись по всей римской им­перии. Однако «иранская» культура не является соотносительной с «ан­тичной» культурой, а соотносится с культурой «египетской». Это именно с ней, а точнее, с культом Исиды, встречается культ Митры на просто­рах римской империи. А в 3 веке н.э. на собственно «иранской» почве появляется уже и манихейство, распространившись от Китая до Испании.

Итак, теперь мы можем назвать шесть основателей мировых религий. Две пары имён не вызывают у нас никакого сомнения: одна - Зороастр и Мани, другая - Иисус и Мухаммед. Ещё одну пару составляют Будда и основатель индуизма, которым индийская традиция считает Вьясу. Ему приписывается авторство «Пуран» - канонических текстов индуизма. У нас нет никаких оснований не верить индийской традиции, поэтому основателем индуизма мы тоже будем считать Вьясу.

Имени седьмого и последнего из «семи духов Божинх» мы пока не знаем. Иоанн Богослов называет его Агнцем и Словом Божиим, Иоанн евангелист - Утешителем, или Призывателем; точнее, так называет его сам Иисус в евангелии от Иоанна: «Утешитель же, Дух Святой, которого пош­лёт Отец во имя Моё, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я гово­рил вам». (Иоан. 14,26). Или вот в другом месте: «Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошёл; ибо, если Я не пойду, Утешитель не придёт к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он пришед обличи мир о грехе и о правде и о суде. О грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осуждён. Ещё много имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить. Когда же придёт Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмёт и возвестит вам». (Иоан. 16,7-14).

Понятно, что ни с кем из других шести «духов Божиих» не связан так тесно Агнец как с Иисусом, потому что последний есть непосредст­венный предшественник первого; образы их перемежаются в 5 главе Апо­калипсиса, а также и в главе 21 (Отк. 21,14). Но связан Агнец и с ос­тальными пятью великими пророками тоже. Он как последний из «семи ду­хов Божиих» являет в себе их Целое.

Агнец уже не является основателем мировой религии, он, наоборот, завершитель всех религий, потому что снимает саму причину их возникновения - смерть. В откровении Иоанну является новый Иерусалим, Новый мир, о котором он говорит: "Храма же я не видел в нём; ибо Господь Бог Вседержитель - храм его, и Агнец». (Отк. 21,22).

Новый мир – это прямое правление Бога, и Агнец есть соответствие седьмому эону, единолично правящему Зевсу.

Итак, Зороастр и Мани, Будда и Вьяса, Иисус и Мухаммед - и Аг­нец, - вот «семь духов Божиих», посланных во всю землю. Агнцу как пос­леднему из них предоставляется право снять семь печатей с книги «Сидя­щего на престоле». Об этом событии повествует уже следующая 6 глава. Что же означает снятие семи печатей?

После снятия каждой из них происходят некие события, смысл которых кажется малопонятным. Эта непонятность связана прежде всего с тем, что события описываются (особенно в случае снятия первых двух печатей) недостаточно конкретно. Скажем, по поводу снятия второй печати сказано, что всаднику на рыжем коне было «дано взять мир с земли» (Отк. 6,4). Из этих слов можно заключить, что речь идёт о какой-то войне. Но как уз­нать, о какой именно? Чтобы ответить на этот вопрос, нам вообще снача­ла нужно сориентироваться по поводу того, к какому, собственно, времени относятся со­бытия, связанные со снятием семи печатей. Здесь можно сделать два предположения. Первое заключается в том, что эти события предшествуют событиям «семи труб» и, соответственно, «семи чаш гнева». Именно так можно истолковать следующие слова Апокалипсиса: «И когда Он снял седь­мую печать, сделалось безмолвие на небе, как-бы на полчаса. И я видел семь Ангелов, которые стояли перед Богом; и дано им семь труб».  (Отк. 1-2).

Хотя события «семи печатей» и «семи труб» излагаются в Апокалипсисе последовательно, тем не менее мы не можем этой последовательности доверять; ведь и события «семи труб» и «семи чаш гнева» тоже следуют в Апокалипсисе друг за другом, однако у нас нет никаких сомнений, что, на самом деле, мы имеем дело с параллельным описанием одних и тех же событий.

Но описание событий, связанных со снятием «семи печатей», не выглядит третьей параллелью к названным двум. И тем не менее одно обстоятельство всё-таки указывает на обратное. Дело в том, что в описании события «шестой печати», где речь идет о «великом землетрясении», есть указание на то, что происходит оно непосредственно перед приходом Аг­нца, так же, как, например, и в случае «шестой трубы». В частности, после снятия «шестой печати», те, кто прячутся от землетрясения, обра­щаясь к горам и камням, говорят: «Падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Отк. 6,16-17).

Исходя из этого указания, мы можем сделать предположение о том, что и все события «семи печатей» в целом имеют какое-то отношение к событиям «семи труб» и «семи чаш гнева». Присмотревшись внимательнее, мы действительно обнаруживаем такие соответствия. Мы замечаем, что в изображении событий «семи печатей» просто выделены другие аспекты тех же событий «семи труб» и «семи чаш гнева», или же, по сравнению с ними, события «семи печатей» прорисованы только эскизно.

Так, например, по поводу третьей печати сказано: «Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей. И слы­шал я голос посреди четырёх животных, говорящий: хиникс пшеницы за ди­нарий и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай». (Отк. 6,5-6).

Третья, четвёртая и пятая трубы и соответствующие «чаши гнева», как мы уже знаем, означают чернобыльскую аварию. И в только что процитированном отрывке 6 главы мы видим нечто подобное тому, что встреча­лось нам уже по поводу истолкования события пятой трубы Апокалипсиса. В частности, там говорилось о саранче (радиации): «И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дере­ву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих». (Отк. 9,4).

Очевидно, что в обоих приведённых нами отрывках речь идёт об одном и том же: об искуплении природы. Разница заключается только в том, что снятая третья печать «сообщает» только об этом искуплении, тогда как отрывок, связанный с событием пятой трубы, принадлежит более подробному описанию чернобыльской аварии.

А вот четвёртая снятая печать по-своему «сообщает» уже о самой аварии: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которо­му имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвёртою частью земли - умерщвлять мечём и голодом, и мором и зверями земными». (Отк. 6,9). По поводу же снятия пятой печати сказано: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели». (Отк. 6,9). Это событие соотно­сится уже с указанием причины события третьей «чаши гнева Божия», то есть причины Чернобыля: «За то, что они пролили кровь святых и проро­ков, Ты дал им пить кровь: они достойны того». (Отк. 16,6).

Как видим, все события третьей, четвёртой и пятой печатей имеют соответствия с событиями Чернобыля, которые в качестве таковых были нами уже истолкованы. Поэтому мы можем ожидать, что при внимательном рассмотрении обнаружатся и остальные соответствия между, как мы те­перь уже поняли, тремя параллельными описаниями событий.

И в самом деле, уже здесь мы способны дать ответ на вопрос о том, какая война имеется в виду в случае снятия второй печати. Дело в том, что события первых двух труб, оставленные нами до сих пор без истолко­вания, очевидно, как раз и являются именно некими военными действиями на земле и на море. В 8 главе говорится: «Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зелёная сгорела. Второй Ангел вост­рубил, и как-бы большая гора, пылающая огнём, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевлён­ных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла». (Отк. 8,7-9).

Война явно описывается как крупномасштабная, и нам теперь оста­ётся только решить: о первой или второй мировой войне идёт речь. По по­воду первых двух «чаш гнева», однако, читаем: «Пошёл первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу его. Второй Ангел вылил чашу свою в море: и сделалась кровь, как-бы мертвеца, и всё одушевлённое умерло в море». (Отк. 16,2-3).

Поскольку в войне принимают участие люди, «имеющие начертание зверя», то понятно, что речь здесь может идти только о второй мировой войне, а не о первой.

Теперь мы можем перейти к событию снятия шестой печати. Как было уже сказано, оно описывается как «великое землетрясение», которое предшествует времени прихода Агнца. События же шестой трубы и шестой «чаши гнева» означают, однако, Иракскую войну и появление двух пророков, пос­ле убийства которых тоже происходит «великое землетрясение» (Отк. 11,13) накануне гласа седьмой трубы, возвещающей приход Мессии. И сам этот приход тоже сопровождается «землетрясением и великим градом» (Отк. 11,19).

Одним словом, последние времена связаны с чередой больших землетрясений, и нет ничего удивительного в том, что в качестве события ше­стой печати выделяется одно из них как особое событие, предвещающее «день гнева» Агнца. Собственно, с шестой печатью «солидарна» и седьмая «чаша гнева», которая приход Мессии («совершилось!») тоже обозначает как время «великого землетрясения» (Отк. 16,17-21). Причём описания землетрясения в этих обоих случаях совпадают в деталях. О событии шес­той печати, в частности, сказано: «И всякая гора и остров двинулись с мест своих» (Отк. 6,14), о событии же седьмой «чаши гнева» говорится: «И всякий остров убежал, и гор не стало». (Отк. 16,20).

К слову сказать, по поводу землетрясения в Индийском океане в декабре 2004 года, которое унесло с собою несколько сот тысяч человек, приходили именно такие сообщения: острова Индийского океана на десят­ки сантиметров сдвинулись с мест своих.

Событие шестой печати, которое начинается как землетрясение, на этом, однако, не заканчивается. Оно продолжается в 7 главе как «запечатление» ста сорока четырёх тысяч избранников Бога. Нас в данном случае интересует в этой главе только то место, где говорится о четырёх Ангелах. Ведь именно с четырьмя Ангелами связано и описание событий шестой трубы Апокалипсиса, то есть Иракской войны.

Как в случае шестой трубы, когда шестой Ангел освобождает четы­рёх Ангелов, чтобы они умертвили «третью часть людей», так и в случае шестой печати особый Ангел руководит действиями четырёх Ангелов: «И воскликнул он громким голосом к четырём Ангелам, которым дано вредить земле и морю, говоря: не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего». (Отк. 7,2-3).

Из сказанного мы можем заключить, что и события шестой печати в 7 главе Апокалипсиса, по сути, связаны с Иракской войной, которая изображена здесь, правда, несколько эскизно, но всё-таки узнаваема.

Теперь нам остаётся рассмотреть последнюю, седьмую печать. Событие её снятия определено в Апокалипсисе как «безмолвие на небе, как-бы на полчаса». (Отк. 8,1). Это определение соотносимо с восклицанием «совершилось!» в описании события седьмой чаши гнева и означает наступление времени Агнца.

Итак, мы видим: все события, относящиеся к снятым семи печатям, соответствуют событиям семи труб и семи чаш гнева, то есть перед на­ми - параллельные описания одних и тех же событий.

На этом толкование Апокалипсиса в целом мы, собственно, можем считать законченным. Остаётся неистолкованной, по указанной выше причине, только 11 глава. Однако поскольку для нашего толкования потребовалось обращение к книге пророка Даниила в качестве дополняющей содер­жание Апокалипсиса, то мы думаем, что будет уместным дать здесь и тол­кование 7 главы из Даниила, тем более что часть её нами уже истолкована. К тому же толкование откровения Даниила (7 главы) и не возможно провести адекватно в отрыве от толкования Апокалипсиса, потому что об­разы ясновидения Даниила мало дифференцированы, соответственно, и мало понятны, и только уже истолкованные образы Откровения Иоанна помогают нам раскрыть их смысл.

В частности, четвёртый зверь в 7 главе книги Даниила имеет десять рогов, но не имеет семи голов как в Апокалипсисе. Вместе с тем образ зверя у Даниила более сложен в другом отношении. Он имеет свою динами­ку развития, связанную с наличием у него рогов. Даниил говорит: «Я смо­трел на эти рога, и вот, вышел между ними ещё небольшой рог, и три из прежних рогов с корнем исторгнуты были перед ним, и вот, в этом роге были глаза, как глаза человеческие, и уста, говорящие высокомерно». (Дан. 7,8). О вновь вышедшем роге ниже сделано ещё одно добавление: он «но виду стал больше прочих» (Дан. 7,20) и «вёл брань со святыми и пре­возмогал их». (Дан. 7,21).

Из последнего замечания можно заключить, что речь здесь, скорее всего, идёт о тех же репрессиях в советской империи, о которых говорит и Апокалипсис (Отк. 13,7). Однако откровение Даниила, истолковывая само же себя, указывает другую последовательность событий: «Зверь четвёр­тый - четвёртое царство будет на земле, отличное от всех царств, кото­рое будет пожирать всю землю, попирать и сокрушать её. А десять рогов значат, что из этого царства восстанут десять царей, и после них вос­станет иной, отличный от прежних и уничтожит трёх царей...» (Дан. 7,23-24).

Может показаться, что речь в этом месте откровения Даниила идёт о событиях на территории бывшего СССР. Если бы наше толкование попыталось пойти по этому пути, то понять, что означают эти события, было бы невозможно. У нас, однако, уже имеется толкование Апокалипсиса, из которого следует, что зверь-антихрист представляет из себя не только правителей России, но и правителя США. Последний же для современной исторической ситуации является представителем зверя в первую очередь. Поэтому понятно, что особый царь («разросшийся рог»), который появился уже после десяти царей, а значит, после распада СССР, это правитель США. Соответственно, три уничтоженные им царя - это правители Югосла­вии, Афганистана и Ирака, а святые, против которых он действует и ко­торых превозмогает, - это те два пророка, о которых речь идёт в 11 главе Апокалипсиса и которые будут им убиты.

Однако дальше мы читаем у Даниила: «И против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отме­нить у них праздничные времена и закон, и они преданы будут в руку его до времени и времён и полувремени». (Дан. 7,25).

В какой-то мере это место можно истолковать в смысле лишения американцами независимости исламских государств, но характеристика зве­ря в этом месте 7 главы всё-таки слишком богоборческая по сравнению с той, которую мы могли бы отнести к США. И здесь как раз и даёт о себе знать недифференцированность образа зверя у Даниила: вместе с характеристиками зверя как США, выступают и характеристики зверя как СССР. В Откровении же Иоанна, напротив, в образы зверя и лжепророка в качест­ве правителей США и Англии не привносится уже никаких не свойственных им определений.

Недифференцированность образа зверя в ясновидении Даниила проявляется также, например, и в том, что для описания события «уничтожения трёх царей» «разросшимся рогом» просто используется уже имеющийся об­раз десятирогого зверя, который лишается трёх рогов. Однако три «ис­торгнутые» рога никакого отношения к десятирогому зверю (СНГ) не име­ют. Понятно, что если бы мы не имели уже истолкованным Апокалипсис в качестве более позднего («зрелого») откровения бессознательного и пытались бы истолковать ясновидение Даниила само по себе, пусть даже и осознавая, что она относится к «последним временам», всё равно на адекватное его истолкование мы не могли бы рассчитывать.

Вот, собственно, и всё, что можно сказать об особенностях толко­вания откровения Даниила в сравнении с толкованием Апокалипсиса. Что остаётся тогда ещё сказать? Остаётся только закончить наше толкование в целом. Для этого как раз подойдёт то место из откровения Даниила, которое никакого толкования уже и не требует.

После слов о «сокрушении» зверя Даниил говорит: «Видел я в ноч­ных видениях, вот, с облаками небесными шёл как бы Сын человеческий, дошёл до Ветхого днями и подведён был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его - владычество вечное, которое не прейдёт, и царство Его не разру­шится».  (Дан. 7,13-14).

Добавить нам к этому больше нечего.

На первую страницу